Картины жизни Евгения Морозова

Творческий вечер нижнекамского поэта Евгения Морозова, прошедший в центральной библиотеке имени Тукая, в ряду подобных стоит особняком. Морозов - поэт со всероссийской известностью, он активно печатается в литературных журналах, выпускает книги в столицах и участвует в масштабных поэтических фестивалях.

Евгению Морозову не повезло с именем. В России добрый миллион Морозовых, да и Евгениев среди них едва ли не сотня тысяч. Само по себе имя не «цепляет», зато с безусловной очевидностью задевают умные, вдумчивые и весьма изобретательные стихи с мрачновато-депрессивным, но при этом постоянно ищущим (и находящим!) выход в светлое нарративом.

Свой нарратив, а определить его можно по особому, индивидуальному сочетанию поэтической музыкальности и вплетенных в нее смыслов, удается выработать далеко не каждому поэту, даже из числа известных. А у Морозова он есть:

Губы твои, словно песню Христову,

Зоркую ягоду-грусть,

Света полоску из теплого крова выучу да перебьюсь.

Честную мякоть, остылую свежесть

В муку подвижную сплесть,

С мельничной силою, с именем нежным,

самым каким ни на есть.

Читаешь эти строки, уносишься в созданный автором мир, растворяешь во рту его звуки и образы, соприкасаешься с его личностью… Ничего нет главнее и весомее в творчестве, чем личность автора. Все ради нее, все во имя ее. Содержание, смыслы, настроение, мелодичность – все ради мгновений погружения в личность другого существа. Порой они пугают и озадачивают, эти мгновения, порой вдохновляют и возвышают. В случае с Евгением Морозовым однозначно второе. Сильная, жизнелюбивая личность поэта через сомнения ведет тебя к тверди, в мир пусть неоднозначной, но благости, в воздух разреженный, но оживляющий.

В Нижнекамске Морозов считается поэтом сложным. Выступавшие на вечере друзья, коллеги и поклонники, охотно и с удовольствием цитировавшие его стихи, нет-нет да и пеняли ему за «длинноты и заумь». Парадокс в том, что в крупных российских культурных центрах, где Евгений выступает на фестивалях и где издаются его стихи, он – поэт «попсовый», поэт душевной лирики и самых что ни на есть внятных переживаний, в основе которых извечные любовь и смерть.

В русскоязычной поэтической традиции можно выделить две линии. Условные, но вполне очевидные. Первая – линия «горланов-главарей», поэтов во власти (либо ищущих с ней сближения), изысканных прожигателей жизни, рано загорающихся и рано сгорающих. Таковы Пушкин и Лермонтов, таковы Есенин и Маяковский, таков Рубцов.

Есть и другая линия – этакие копающиеся в себе и окружающей реальности задумчивые рисовальщики поэтических узоров. Они постоянно где-то сбоку, где-то поодаль. Вроде бы и всем известны, но далеко не всеми любимы. Линию эту можно прочертить с Баратынского (кстати, он тоже Евгений), который гораздо серьезнее в своих темах и порой изобретательнее в формах, чем даже Пушкин, но не имеет и сотой доли его известности и почитания.

Где-то в стороне и поодаль Ахматова с Цветаевой (хотя история воздала им известности сполна), совсем в отдалении – Багрицкий.

Евгений Морозов – явно поэт этой самой линии. На поверхности – все те же изобретательные поэтические узоры. Но в глубине – нерв и напряжение, грозы и бураны, извержения вулканов и бурление смертоносных вирусов.

В широких народных массах гораздо более любима и почитаема линия Пушкина, Есенина и Рубцова. «Мой дядя самых честных правил…», «Не такой уж я горький пропойца…», «я буду долго гнать велосипед…». Ахматову с Цветаевой на память вспомнить сложнее. Баратынского с Багрицким – совсем невозможно. Евгения Морозова, на первый взгляд, тоже непросто запоминать и цитировать. Но при более внимательном прочтении он так и залезает в голову своими образами и рифмами.

Мне хватило одного прочтения, чтобы запомнить будоражащее четверостишие:

Я читал в детстве Библию, злое нытье,

О добре пропуская с порога,

Но ценил те места, где герои ее

Убивали от имени бога.

«Картины жизни» – так назвал свой творческий вечер сам автор. По поэтическим меркам он уже в солидном возрасте. Ему за сорок. Не каждый рифмоплет добирается до этой возрастной отметины. По меркам жизненным, да и, признаться, по внешности, тянет на юнца. Это сочетание внешней незрелости с поэтическим мастерством и философской глубиной высказываний вызывает у многих недоумение, порой – некую оторопь. «Да что он может знать о жизни?». У нас ведь как: опытный, повидавший жизнь человек – это тот, кто либо воевал, либо сидел, либо на шахте вкалывал, либо детей плодил в изобилии. Ни к одной из этих категорий Морозов не относится, но… жизнь знает сполна, причем в самых изощренных ее переливах.

Обычно скучное и формальное мероприятие – поэтический вечер на этот раз оказался, на удивление, теплым и познавательным. Он открыл публике новые грани самобытного и яркого нижнекамского поэта. За его плечами – дюжина публикаций в литературных журналах, две книги – вышедший в Самаре «Классический желтый песок» и изданная в Москве «Кормить птиц», а самое главное – сотни проникновенных стихотворений, многим из которых еще только предстоит быть опубликованными и по-настоящему прочитанными.